Лили-солнышко

[de-Sand]

Лили-солнышко, Лили-солнышко, ну какое солнышко – не пять лет девчонке! Тряхнет волосами зло, глазами золотистыми зыркнет, да убежит. Солнышко! Ну и что, что веснушки россыпью, а кудри медью, не сама, чай, выбирала! С матери спрос да с отца, да разве спросишь за рыжь да золото? Не поймут. Солнышком кличут, глупые. Солнышко на небе, а у Лили – гордость. Лили травы учит, книги бабкины листает, весь лес вдоль и поперек исходила кроме рощицы дальней темной. Нельзя в ту рощицу до поры. Живет в той рощице птица-Чорна, а к ней без нужды соваться не следует.
И в кого девка пошла – непонятно. Мать да бабка-покойница волосом темны, у отца кудри русые, а Лили аж светится. Да было бы радости с того, а то одно беспокойство! На улицу не выйти – каждый кидается «а подсоби тем», «а подскажи это», только стоит отказать – так сразу «лик-то светел, а душа черна», и мать в слезы. Будто обязана Лили кому, будто сторговала гриву свою медную за обязательство каждую беду чужую на себя брать! Солнышко людям светить должно, а коли не светит – далось им такое солнышко? Ату его!
Только Лили не плачет, вот еще. Раз никто не поможет, раз все от нее лишь помощи ждут, тогда и самой ей так поступать следует. Лили сама себе совет дает – пойди к птице-Чорне, принеси ей даров разных, да скажи: «Забери, птица-Чорна, жизнь мою без остатка, а мне другую дай взамен. А не хочешь, так никакой не давай – всё лучше». Так поступить и решила. Собрала сокровища свои девичьи нехитрые, да выскользнула до рассвета из дому. Мать с отцом всполошатся, конечно, да им не привыкать. А у Лили дело важное – Лили к птице-Чорне на поклон идет. Чтой-то ответит ей птица? А вдруг такую жизнь даст, в которой она принцесса – платье у нее, конь белоснежный, принцы сватаются – красота! А то ведьмой сделает, чтобы колпак чернее ночи и люди боялись – тоже славно. Или охотницей смелой, что зверя без промаха разит, Лили о такой сказку слышала. Да и не равно ли, что принцесса, что охотница, что служанка господская – лишь бы не быть Лили, лишь бы не кликали люди Солнышком, лишь бы не звали разгребать чужие беды! Вот выйдет Лили от Чорны, такая, что и не узнать её, и никто ничего не скажет – не посмеют. Вот счастья-то будет!
Идет Лили сквозь рассветный лес, под ноги не смотрит, дорога-то известная. Да и ноги к лесным тропам привычные – в глушь не заведут. Не боится девушка птицы-Чорны, боится лишь, что не примет её мудрое чудище, не признает правой. Скажет «иди-ка ты, девка, домой, да судьбу свою неси, как у людей принято» - бабка вон так и говорила, когда Лили малой ещё совета у нее спрашивала. Не дело, мол, на путь свой роптать, богом выстланный. Лили б и не роптала, да мочи больше нет. Вот и рощица заветная перед глазами встает, замедляет девушка шаг. Смелость-смелостью, только не так-то просто жизнь свою переменить одним мигом. Но не возвращаться же теперь домой Лили-солнышком, долго ли так протянешь? И Лили решительно шагает вперед.
В самой роще тихо, будто вымерла. Ни шелеста веток, ни пения птиц, даже ветер будто бы облетает ее стороной. Кусты и деревья подернуты дымкой белесой бархатной, будто полотном тончайшим укрыты. Тихо. Страшно. Ступает Лили по тропке, а ветки под ногами ломаются, да не хрустят. Кричит, зовет птицу-Чорну, и голоса своего не слышит. Вот уже самое сердце рощи близко, говорят, там и живет чудная птица, там и принимает гостей. Всходит Лили на холм, а на самой вершине холма костяк лежит птичий, крылья раскинув. Да такой величины костяк, что на птице той верхом пятерых усадить можно было б. Сложно ли догадаться, что за чудище тут дни свои кончило? Надломилось что-то в девушке, рухнула она в траву, прямо где стояла, а из глаз слезы ручьями. Не будет больше никакой новой жизни, и ничего не будет – мертва птица-Чорна. Столько лет деды про нее сказки носили, да в саму-то рощу никто и не смел ступить. Кто теперь скажет, когда сказки те и вправду сказками стали? Плачет Лили, остановиться не может. Что она людям теперь скажет? Как отцу с матерью объяснит? Вот мол, хотела сбежать от вас, да не вышло.
Лежит Лили в траве, до костей уж продрогла, весь подол росой вымочила. Нужно на ноги подниматься, нужно в деревню идти, весть людям принести нужно. Да только сил нет, выплакала Лили всю душу до донышка, лежит, слушает пустоту в груди. Потом вытирает слезы и встает. Не следовало ждать милости от чудища лесного, знала ведь, что одна в деревне помощница – Лили-солнышко, не к кому больше обратиться. Подходит Лили к скелету, снимает с костяной шеи птичий череп, обтирает травой и надевает себе на голову. Так она спустилась с холма, так вышла из леса, так прошла по деревне, так объявила людям: «Я – Чорна».

И никто ей ничего не сказал.