Нда. В утяжелителях привычная дорога кажется длиннее раза в два. Хотя при ходьбе про них быстро забываешь, а вспоминаешь уже снимая и сразу так легко, что хоть летай. А ещё левый почему-то постоянно сбивается на сторону. Все у Герцога не как у людей.

@темы: флуд =="

---

Минус два пункта в многометровом списке желаний. У Герцога теперь есть утяжелители (0.75 каждый) и губная гармошка. Гармошка слабенькая, для начинающих, но я еще научусь. Мы прорвемся и все такое. Правда за все эти прелести пришлось заплатить примерно часовым нахождением в цветочном магазине. Большом таком, где цветы целыми полянами. И пахнет цветами. И при этом Герцога периодически тыкали носом в букеты со словами примерно "Вот. Это герберы. Гер-бе-ры. Запомнил? Вот их я хочу. И скажи отцу, что я не могу видеть уже эти хризантемы". Герберы я, конечно, запомнил, но при случае от тех же хризантем не отличу. По мне так трава и трава. Ну, разноцветная. Чтож, будем запоминать на словах и надеяться, что уж продавцы-то отличат.

@темы: флуд =="

---

О, да кому нужны мои истерики? Я подозреваю даже, что меня считают неспособным на сильные эмоции. Забавно. Но слезы - это отвратительно. И поэтому я ненавижу жалостливые разговоры и долгие поведенческие разбирательства. "Почему ты такой?" А я, блять, знаю? А мне не хочется, чтобы меня хоть раз блять погладили по головке? Я лет с семи скулю в лучшем случае с подушкой в зубах, а то и вовсе молча. Во время общения. Чего они хотят? Восторженных воплей и соплей радости? Обойдутся. Не кривить губы, не смотреть в глаза, контролировать тон голоса. Панель настройки епт. И меньше материться, а то получается как-то слишком зло. Они ничего не увидят. Они ничего не узнают. Потому что я не скажу. Мне нужна моя нора, мой панцирь. Что такое нора? Дом. Любой. В конце концов, уют можно создать где угодно. Желательно кресло. Желательно окна. Но это не обязательно, как и все остальное. Для норы достаточно четырех стен и запирающейся изнутри и снаружи двери. И даже не обязательно там сидеть постоянно, просто важно знать, что она есть. Есть, куда вернуться. А, еще нужна звуковая изоляция. Чтобы ни меня не слышно, ни людей за дверью. Людей из-за окна можно, они не страшные. Я не люблю людей у себя за спиной. Пусть они будут спереди. Пусть их будет видно. Или пусть за спиной будет стена, а за стеной люди. Хочу кресло - большое и мягкое. Такое, чтобы в нем можно было спать. Черт возьми, мне семнадцать! Хрена ли я прячусь? Но страшно. Они говорят, трогают.

@темы: скулёж, флуд =="

---

Герцогу в очередной раз сказали, что он "какой-то не такой" Мне, оказывается, не хватает оптимизма и романтичности. С романтикой, да, косяк, но, по-моему, я дофига оптимист! Просто об этом никто не знает.
А еще сказали, что в моем характере "много темных пятен". И ничего не поняли, что я хотел сказать. Вот зарекался же не смотреть в глаза и молчать в тряпочку при разговоре, ан нет. Дрель в заднем кармане она штука такая.

@темы: флуд =="

---

Я сова и горжусь этим! Но как же мешает невозможность соблюдать благоприятный режим. Ну заползу я к одиннадцати в кровать, а в это время начинается самый продуктивный период моей работы. И пялюсь в потолок, благо, тот близко, и "текст бы дописать, мысль такая хорошая ... и в генератор рифм бы залезть, слово чего-то никак не к месту ... и вот там я кое-что посмотреть забыл ... и шляпу бы доклеить". И сижу под одеялом с мобильником, ваяя в заметках очередное стихо. Вчера так часа два с половиной просидел. И, кстати, обошелся таки без генератора. И нет, это таки не интернетная зависимость. Летом я сидел без сети, ложился спать в восемь утра и был совершенно счастлив. И ноутбук без интернета все равно великолепная вещь, ибо там есть ВОРД. Поклоняюсь ворду.

@темы: флуд =="

---

Я слышал, это называется логорея.

Прошу вас, принцесса. Налево и прямо.
Ступеньки. И нет, возвращаться не стоит.
Вы, знаю, смелы и ужасно упрямы,
Но пусть на войне отличатся герои.
А Вам, дорогая, балы и корона.
И платья. Ну что же, не все наша воля.
Да спрячьте кинжал! Вы – наследница трона!
Я тоже, быть может, не слишком доволен!
Пригнитесь, принцесса, здесь низкие своды.
Еще раз направо и скоро ворота.
Решетку? Поднимут. Что дальше? Свобода?
О нет, дорогая, сплошные заботы.
Нам вдоль по реке (за лощиной карета)
И западным трактом до самой границы,
Там замок. Ну что Вы, не плачьте, ведь это
Совсем не печально. Что, клетка? А птица
Вестимо Вы сами. Ну вот, сразу в слезы.
А только хотела бежать и сражаться.
Какой Вы боец? Так, бездумные грезы.
Ну тише, еще до рассвета скитаться
Нам тут закоулками! Звезды, смотрите!
Десяток шагов. Скоро – небо и ветер.
Вы рады, принцесса? Я рад. Не молчите
С такой укоризной. Вам пол не ответит.
И я не отвечу. Мучительной доле
Я Вашей не верю - бывают и хуже.
Мне тоже, быть может, хотелось на волю,
Но долг и приказы – ведь служба есть служба.
И вы, дорогая, красивы и властны,
Богаты. Мужчины к ногам – штабелями.
Я знаю, что счастье, увы, не в богатстве,
И редко принцессам везет с королями,
Но что же нам делать? На нас королевство.
Король не бессмертен. Опять?! Тише, тише!
Сейчас для истерик не время, принцесса!
Виднеется лес. Ох, огни. Что же с крышей?
Должны быть стрелки! Что ж, прорвемся! За спину!
Царапина! Нет, уберите оружье!
Околицей, к речке! Ну нет, не покину.
Вас брось, Вы утонете в первой же луже!
Бегите, принцесса! Быстрее, давайте!
В ту рощицу, прямо! Я так дохромаю.
Эх, стоило выдать короткое платье,
К чертям этикеты! Там как? Побеждаем?
Да нет, не похоже. А, черт! Снова стычка!
Бегите же! И-эх, потанцуем, мордатый?
Пожалуй, война – неплохая привычка,
А мы все еще неплохие солдаты.
А то все бумаги, приказы, отчеты,
Муштра да ученья. А бой где? Забыли?
Отряд! Ну, принцесса, теперь их забота
Охрана, дорога. И где ж они были?!
Явились и ладно. А мне бы до дома …
Да верно не выйдет – военное время.
Мы с Вами, принцесса, давненько знакомы,
А будто недавно. Держите же стремя!
А, ч-черт! Не выходит. Ну, значит, до встречи.
Давайте прощаться сегодня не будем.
Когда совещанье? А, будущий вечер.
Не бойтесь, Вас встретят потом наши люди.
Скачите, принцесса! Как в сказке, с рассветом!
Вон, щурится солнце за лесом. Скачите!
Узнаете после вопросы, ответы,
Сейчас лишь дорога. Да где же правитель?
Погиб. Нет, пусть позже узнает принцесса.
Пусть верит пока, что страна и корона
Отца. Что случилось? Вон там, возле леса –
Враги? Жаль, скользит рукоять эспадрона.
Скачите, принцесса, ведь с Вами надежды,
А здешний исход на беду предсказуем.
Тайком улыбнусь – безрассудно и нежно.
Скачи, дорогая, а мы потанцуем.

@темы: стихотворческое

---

Очередная. Уехала к заказчику.

собственно

@темы: Рукотворческое

---

Как же это отвратительно, когда весна, небо, солнышко, и хочется куда-то идти пешком, просто - идти. А учеба, люди, дела. И никак. И понимаешь, что эта самая вожделенная дорога светит не раньше лета. В городе все же не то. Зато я уже почти расписал себе маршрут.
Но завтра я все же похожу. Ну вот почему сейчас так рано темнеет?!

@темы: флуд =="

---

Я, на самом деле, ужасно завистливый человек. И завидую в основном чужим талантам. Вот впечатлюсь чьим-нибудь очередным гением и начинается "А я?!" "Тоже хочу!" и предвкусительно злорадное "Ничо ничо, я ещё научусь". И бумагу в руки, ноут, гелевую ручку, и пошел строевым шагом создавать собственные шедевры. Конечно, оно пока в большинстве своем убого, но прорвемся же. Доживем - довоюем.

@темы: флуд =="

---

Позвольте, нарисую Ваш портрет.
Он будет свеж, как вечности аккорд,
Он будет мил, в нем заиграет свет.
Позволите, милорд?

Позвольте, передам в нем снег и сталь,
Создам из слов и песен Вам эскорт,
Холодный взгляд, надменную печаль.
Позволите, милорд?

Позвольте, в руки дам хрусталь из слез,
Пусть звон создаст Вам звуков хоровод.
Прошу, сидите так, не надо поз.
Позволите, милорд?

Позвольте, посвящу портрету жизнь,
В нем сохраню сердец всех тайный код.
Мне не нужны ни слуги, ни пажи.
Позволите, милорд?

Позвольте, нарисую Ваш портрет,
Запечатлю людей особый сорт,
Запомню шелк одежд и лилий цвет.
Позволите, милорд?

@темы: стихотворческое

---

Знаешь, там, в небесах и выше
Распустились уже сады.
Я не помню, как пахнет вишня –
Помню, как сигаретный дым.

Мне сегодня немного нужно:
Чайный пар, огонек свечи.
Пеплом снег на застывших лужах.
Подожди, дурак, помолчи.
Это просто замерзли пальцы,
Что поделать – сейчас не май.
Коротка ночь. Утра дождаться
И в холодный опять трамвай.
Не кори и не скалься, месяц.
Эта слабость к утру пройдет.
Пусть зима снегопадом месит,
И над листьями тонкий лед.
Пусть устал и опять без денег,
Пусть привычно толпа пуста,
Перейти на соседний берег
Можно вовсе и без моста.
Я романтик, пожалуй, может.
Не поэт, но перо и лист…
Мне хотелось бы в небо – тоже,
Только я не настолько чист.

К небесам, знаешь, ближе с крыши,
Можно даже рукой достать.
Я не помню, как пахнет вишня.
И, наверное, мне плевать.

@темы: стихотворческое

---

Алисьи сказки.

Часть 2.

Бояться оказалось скучно. Настолько скучно, что уже через несколько минут Алиса решилась приоткрыть один глаз. И?! Куда делся тот монстрообразный страус? Травка, кустики, ящерка золотистая. Нет, не золотистая – красненькая. О, уже зелененькая. Ух ты, переливается! Забыв о недавних горестях, девушка полезла знакомиться с очередным представителем местной фауны. Чешуйки на спинке пригревшейся на камушке ящерицы действительно переливались в лучах солнца всеми цветами радуги. Красивая. Только необщительная – озадаченно моргнув, зверушка юркнула в траву, как только Алиса протянула руку. Подальше от всяких двуногих, надо думать.

- Знаешь, добыча из тебя лучше, чем охотник. – Похоже, неожиданные появления у Кота были любимой фишкой. Как и зрелищные исчезновения, впрочем.

- А ты шпионишь, да? Высматриваешь?

- Ещё чего – он фыркнул – гуляю я тут, ясно?

Только сейчас Алиса поняла, что казалось ей неправильным. Тон Кота был непривычно серьезен, а сам он выглядел значительно более потрепанным, чем обычно. Он задумчиво покосился в сторону девушки и продолжил зализывать ссадину на правом запястье. Ссадину, похожую на следы … когтей?

- А тварь тут тоже … гуляла? – Воспоминание заставило зябко поежиться. Алиса опустилась на траву, по-детски обняв руками собственные колени. – Ты её видел вообще? Это кто был?

- Мюмзик. Королевский.

- Это что, порода такая?

- Это воспитание такое. – Её собеседник устало вздохнул. – Мюмзики – они, вообще то, птички мирные.

- Мирные?! Вот ЭТО?!

- Ну ага. Это. Просто, если их напугать, они бешеные становятся. Режим берсерка такой. Сожрать не сожрет, а на тряпочки покромсает. Вот королева и придумал птенцов отлавливать и обучать, как правильно … на тряпочки. Кольцо на лапе видела?

- Не видела. Как – то не до любования было. Подожди, придумал?

- Ну да. – Кот озадаченно покосился на девушку. – А что, королевам думать по рангу не положено? Типа корона на мозги давит? Ну так у нашего королевы она легкая, сам лапал.

- Нет, я не о том. У вас что, королева – мальчик?

- Ну, не то чтобы прям мальчик. За «мальчика» можно и по шее схлопотать. Топором. Но мужского пола, да.

- Тогда же король же. Не королева. – Алиса определенно ничего не понимала.

- Не не не. – Кот покачал перед её носом указательным пальцем. – Роли расписаны, ярлыки развешаны. На троне сидят только королевы, а в кроличьи норы падают только Алисы. Скучно, но так Страна хочет. Кролик может ещё хочет, ему положено. Хранитель, чо. А королевы ничего – привыкают. И радуются, что хоть платье надевать не приходится.

- Идиотизм.

- Безумие! Слабенькое, но какое есть. Кстати, я тут вспомнил. Королевских мюмзиков – то просто так не выпускают. Ты случаем со столбами не разговаривала?

- Что, тоже королевские? – Алиса внезапно почувствовала себя ужасно уставшей.

- А кто ещё, по-твоему, станет указательные столбы вдоль дорог выставлять? Да ещё к самому дворцу.

- Мышеловка типа.

- Мышеловка. Хотя они не врут, вообще – то. Танк какой может и напрямик, если силенок хватит на всю карточную колоду плюс дворцовая стража плюс тварюшки ручные разные. На Бармаглота ещё нарваться можно, или из-за грани кто выползет… - Список, явно, мог ещё продолжаться и продолжаться, но, разглядев ужас на лице девушки, Кот отчего – то раздумал перечислять дальше. И правильно раздумал, а то Алиса уже подумывала экстренно и безболезненно самоубиться, дабы не подвергать опасности растерзания свою драгоценную шкурку. К счастью, от траурных мыслей её отвлекло ещё одно невыясненное обстоятельство.

- А куда тогда птичка делась? Передумала? Или это они так на психику давят?

- Да королеве твоя психика … - он смущенно запустил пальцы в свою и без того лохматую шевелюру – Нету птички, короче. И ты это, мимо тех кустов пока не ходи, ага? Зверье его только через денек растащит.

Внезапно и непривычно хмурый Кот, и его царапины и синяки, и вопль, прозвучавший последним, сложились в единую картину. Надо сказать, он легко отделался. Когти «мирного» мюмзика на взгляд Алисы могли бы на раз вспороть, к примеру, грудную клетку или что там ещё имеется в человеке. Или в Коте. (Интересно, насколько разная у них анатомия?) Хотя, если нападать со спины… В любом случае, первая встреча ещё не успела стереться из памяти, а тогда он, помнится, не набивался в защитники. Даже наоборот.

- А чего это ты вдруг такой благородный рыцарь?

- Да так – неопределенный жест – Я тут подумал, наш королева то кошек не очень любит. Очень не любит, вернее. А ты любишь кошек, Алиса?

- Люблю.

- Воот. Так что я вроде как заинтересованное лицо. И, как заинтересованное лицо, я тебя, пожалуй, провожу. Не бесплатно, конечно, а за бессрочный абонемент во дворец. Как идея?

- Заманчиво.

- Тогда вставай, пошли.

- Так сразу? Куда?!

- К Гусенице. Ты ж тут наследила по самое не могу, а у Гусеницы … своя атмосфера там. Увидишь. – И он целеустремленно направился в обратную сторону от тропинки, которая на поверку оказалась дворцовой.

Топая за Котом вглубь леса, Алиса пыталась разложить все свои мысли по полочкам. Её хотят убить. Это, в принципе, было ясно давно, но она не ожидала, что пытаться будут так … целенаправленно. Впрочем, теперь у неё есть телохранитель. А телохранитель ли? Всё, что Алиса знала об этом мире, она знала со слов Кота. Но можно ли ему доверять? Может он тоже – мышеловка? А то встречает пришлых девочек (и мальчиков, наверное, раз уж Алиса – имя общего рода) такая вот сказочная зверушка и заводит прямо в лапы кого-нибудь, кто за это платит. Тому же королеве, к примеру. Или там дракона какого подкармливает. Впрочем, выбора у Алисы было немного. Или довериться Коту, или стать обедом для любого из представителей местной фауны. Она – то знала, что от второго бешеного мюмзика ей не убежать. Королева, наверное, тоже это знал и, должно быть, очень удивился внезапному исчезновению первой птички. Алиса очень надеялась, что некому будет доложить о судьбе злополучного страуса.

Скоро чаща начала сгущаться. Похоже, они ломились напрямик. Но, если Коту удавалось легко лавировать между низко нависающими ветвями и вовремя перешагивать разнообразные камни и корни, то девушке уже несколько раз пришлось освобождать волосы и одежду из плена, а шуму она создавала столько, что, должно быть, слышно и во дворце. Несмотря на то, что Кот неизменно дожидался её, пусть и не особенно терпеливо, и даже пару раз помог преодолеть особенно сложный участок, думать как – то неожиданно стало некогда. Интересно, а нормальные мюмзики – они какие?


…


Алиса старательно зажмурилась, как ей было сказано, и жмурилась ровно до тех пор, пока её в затылок не прилетело нечто твердое, мокрое и невообразимо холодное. Снежок?! Уже разворачиваясь с целью дать по шее одному пушистому засранцу, она восхищенно ахнула. Вокруг царила зима. Нет, не такая, как в её родном городе – грязно-серая, с холодным ветром и покрытыми скользким льдом дорогами. Даже зима здесь была гораздо сказочнее. Искристый снег лежал прямо поверх свежей зелени, хрустел под подошвами ботинок и ссыпАлся с веток водопадами радужной пыли. Над самым снежным покровом кружили крупные снежинки … или мотыльки? … или снежинки?

Паршивец Кот, как оказалось, то ли оперативно свалил по своим кошачьим делам, то ли вовсе не собирался ходить в гости – в окрестностях его не наблюдалось. Впрочем, Алиса не исключала, что он прячется где-нибудь за деревьями, чтобы появиться потом с привычным пафосом в самый неожиданный момент. Любил он их – эти моменты.
Девушка ещё немного потопталась на месте и шагнула в просвет между серыми стволами.

- О, новая Алиса. Куришь? – Обернувшись в сторону, с которой донесся ленивый хрипловатый голос, Алиса опешила.

- Ты – Гусеница?! – Существо неопределенного пола с достоинством кивнуло и сделало очередную затяжку. Не то чтобы Алиса ожидала в этом сумасшедшем мире с говорящими столбами и хищными страусами чего-нибудь канонично насекомовидного, но это?! Гусеница сидела (сидел?) прямо в сугробе и задумчиво щелкало зажигалкой. Синий полосатый свитер с двумя дырками у самого воротника и синий же шарф, широкие штаны цвета хаки и для полноты образа тяжелые армейские ботинки. Девушка была уверена, что сказочные существа должны выглядеть … не так. Впрочем, если вспомнить Кота…

- Я - Гусеница, а ты – Алиса. Куришь?

Алиса помотала головой, и интереса во взгляде очередной сказочной зверушки значительно поубавилось.

- Ты не Гусеница, и ты не куришь. Чего надо?

- Э. Кот послал. Он сказал…

- Кот такой, он пошлёт. – Гусеница, которую Алиса решила считать женского пола (Ну, Гусеница же она, правильно?), со знанием дела передвинула трубку на другую сторону и утомлённо вздохнула.

- Тогда давай по тексту. Вы случайно провалились в кроличью нору? Вы хотите об этом поговорить?

…

Гусеница не помнит, сколько дней или, может, лет она провела на этой поляне. Гусеница любит свою трубку и своих снежных бабочек. Ей нравится пересыпать в ладонях искристую снежную пыль и разглядывать клубы табачного дыма сквозь разноцветные льдинки. Одна Алиса – одна льдинка. Много Алис – много льдинок. Даже не Алиса – разговор. Гусеница любит разговоры.

- О, новая Алиса. Куришь? - И девчонка в куцей джинсовой куртке моргает озадаченно и весьма забавно.

Гусеница не хочет себе крыльев. Ей дороги и старый свитер и радужные чешуйки на её ботинках. Гусеница не хочет – бабочкой. Гусенице хорошо гусеницей. Свою Алису она ждет со страхом.

Гусеница заново набивает любимую трубку и принимается перебирать свои льдинки – горсть разномастных прозрачных фигурок. А вот и пока незнакомая, наполненная круговоротом зеленоватых искр. Хм, новая Алиса? Хорошее пополнение коллекции.

@темы: Алисье, тексты

---

Рик

Глава 4

Говорят, что когда – то дорогами севера ходили те, кого называли сарха – духи. Говорят также, что мало чем отличались они от людей, но ни лед, ни огонь не могли причинить им вреда. Случалось, помогали они, выводя на верную дорогу, случалось, смеясь, уходили своей. Но страшным преступлением было пытаться сотворить им зло, ибо исчезали они тогда в снежном вихре, а злодей, осмелившийся поднять на них руку, погибал. Погибал не сразу, погибал часто, успев вернуться, успев рассказать, но каждого из них находили – поздно или рано – оледеневшим. И ладно бы в снегу, но были случаи, когда обидевший сарха умирал в своем доме, согретом жарким огнем каминов. И, пусть сейчас ученые мужи утверждают, что рассказы стариков есть ложь и вымысел неразумных варваров, ни один из них не осмелится обратиться неучтиво к босому седоволосому страннику на пустой дороге.

…

Неровно вырезанный кусок мешковины, оброненный кем-то из проезжающих, был слишком мал, чтобы закрывать одновременно и лицо от колючего сухого снега, и ноги – от того же самого. Однако Рик рассудил, что видеть дорогу перед собой ему сейчас важнее, потому что, если его угораздит заблудиться, не спасет даже плащ самого теплого меха, какие есть. Хотя бы потому, что плащи провиант не поставляют. Впрочем, столичные маги пытались вывести нечто вроде локального межпространственного портала с кулинарным уклоном, но чего–то у них не заладилось.

Ткань обмоток на ступнях протиралась отвратительно быстро, и беглецу уже третий раз приходилось править свою импровизированную обувь, перевязывая лохмотья или наматывая поверх них же новые лоскуты. Отрывать материал приходилось от своего подобия плаща, что, разумеется, не делало его теплее. Рика особенно удручало то, что пальцы на руках уже практически не чувствовались, как, впрочем, и на ногах. Но ноги были хоть чем-то защищены. Сейчас он был бы рад даже боли в поврежденной руке, но от локтя до кончиков ногтей она была будто заменена протезом. Он видел такой на ком–то из гостей баронского замка, правда, у того рука отсутствовала до самого плеча. Увы, даже на такую замену при случае рассчитывать не приходилось – услуги гильдии магов стоили баснословных денег, а больше никому подобного не сотворить. Разве что гномам. Тем самым гномам, которых никто не видел вот уже несколько сотен лет. Радовало пока только то, что конечности, хоть и с трудом, ещё слушались своего обладателя. Можно было надеяться, что обморожение не достигло того предела, когда последствия становятся необратимыми, и ещё можно отогреть, вылечить, сохранить … но в «Маюзе» отродясь не держали лекарей.

Сначала он радовался свободе, потом – молчал и думал, потом вспоминал песни, стараясь шагать в ритм, но строки путались в голове, шаг сбивался, и вскоре Рик понял, что не способен уже вспомнить ни одного куплета. Тогда он стал вслушиваться в стук собственного сердца: благо, это было нетрудно – ветер заглушал все прочие звуки, кроме ещё, разве что, дыхания. Южанин осознавал, что, вероятно, застудил легкие, и его путь вполне мог оказаться совершенно бесполезен. Умирали и от меньшего. Но сейчас, уже утратив способность связно мыслить, он шел, переставляя ноги как механическая игрушка, которая будет двигаться, пока не кончится её завод.

Когда он ощутил щекой обжигающее прикосновение снега, промелькнуло только сожаление. Нет - тень сожаления. Рик не верил уже, что было и может быть по-другому. Для него мир уже давно состоял из холода и грязно-белой мути перед глазами. Он знал такое ощущение – когда всё прочее кажется прекрасным сном, который не вернуть уже никогда. Может, если он заснет сейчас опять, он снова увидит его? Или нет. Не увидит.

…

- Сарихэ! Эе химе, сарихэ!

Существо, бредущее по окраине тракта, на фразу, произнесенную страшным шепотом, не обратило не малейшего внимания. Снежные духи должны обладать великолепным слухом и великим любопытством, ведь так говорили? Малих Ахар не был здешним уроженцем. Может, дело в этом? Или не дух повстречался ему? Но кто кроме духа мог идти этой дорогой один в такое время? Малиху никогда не доводилось встречать таких безумцев. Он и сам бы никогда не посмел двинуться в путь, но спорить с Эйдом не смел никто. И если тот пожелал, чтобы хази Ахар покинул город, хази Ахар должен был исполнить его волю. К тому же, у Малиха были деньги, телега и лошадь – прекрасная лошадь! Озыллы Милэ – Длинная Грива - звал он её. И пусть на его родине такое имя носила каждая третья кобыла, Малих был абсолютно уверен в уникальности своей любимицы. Немолодая уже приземистая мохноногая северяночка принимала знаки внимания скромно и почтительно, как и подобает воспитанной даме из небогатой семьи. И, по мере возможностей, платила хозяину не менее преданной любовью. И вот сейчас появление духа её нимало не взволновало. А хази Ахар своей лошади доверял даже больше, чем собственным глазам. Тем более что, когда он уже остановил Милэ и принялся неуклюже – мешали многочисленные слои одежды – слезать с пустой телеги, «дух» вдруг споткнулся и, не удержав равновесия, рухнул в наметенный поземкой у окраины снежный холмик. И больше не встал.

…

Он сидел за дальним – в углу – столиком, хмуро оглядывая своих предполагаемых защитников. Защитники в лице полудюжины орков не обращали на незнакомца ни малейшего внимания, негромко беседуя о чем-то на своем резком языке. Разумеется, всё, что они могли вызнать, они уже вызнали через хозяйку и местную челядь, а всё, что могли высмотреть, высмотрели ещё вчерашним вечером. Так зачем им суетиться теперь? Дени - его маленькая храбрая Дени - осталась в комнате. Спрятать её в таких условиях было невозможно, конечно. Но он не хотел бы видеть её среди этих грубых, зеленых, отвратительных … Ему до сих пор было мучительно стыдно за то, что она смогла взять с собой только одно из своих прекрасных дорогих платьев. Увы, и этому, вероятно, суждено сгинуть. Надеть Дени его, разумеется, сможет только тогда, когда без опаски назовется своим именем. Каю хотелось верить, что это произойдет скоро. Но всего после четырех недель скитаний всё чаще приходила мысль о том, что они никогда не будут в безопасности. Покидать родной дворец было, разумеется, глупо. Но третьему сыну императора не приходилось рассчитывать на снисходительность. Отец первым предложит жаждущим мести соседям самим свершить правосудие. И предоставит преступника в полное их распоряжение вкупе с виновницей происшествия. В качестве дополнительного подарка, так сказать. Поэтому Кай считал логичным хвататься за любой шанс хотя бы отсрочить арест. Может, ему удастся оставить Дени у какого – нибудь не слишком лояльного к императорской семье местного лорда или, на худой конец, выдать замуж. Впрочем, о последнем он старался не думать.

Представить только: живя в пышной и богатой столице, он, как и прочие дворяне, считал орков чем-то вроде бродячих собак. То есть существами, уважения не достойными, но способными при желании навредить вполне чувствительно. Конечно, и сами столичные зеленомордые охраняли своих гораздо тщательнее, чем в этой глуши. В здание орочьего посольства проникнуть было не проще, чем в знаменитые эльфийские рощи. И Кайинус Крей не желал знать, что случалось с теми, кому это удавалось. Тем более что теперь орки были его союзниками. Нет, не так – они были последней надеждой. Они и их законы, лишающие находящихся на их территории солдат всех привилегий. Поэтому за этот далеко не лучший трактир следовало держаться всеми силами. Ещё и потому, кстати, что здешние обитатели явно умели молчать. И хозяйка – полная суровая женщина – лишь внимательно посмотрела, принимая плату, и только. Не потребовала даже лишних денег от подозрительных постояльцев. С одной стороны это не могло не настораживать: бескорыстие и честность были редкими качествами в этих краях. С другой – мало ли какие причины могут быть у этой … как её … Варты. Может, здесь только и принимают что воров да разыскиваемых. Или выжидает чего …

Во дворе начиналась какая - то суета. Вероятно, приехал кто – то важный. Кай вздохнул и в один глоток опустошил свою кружку. Вино здесь было не лучшим, но, определенно, неплохим. Хотелось попросить ещё, но напиваться было не в его планах, да и засиживаться здесь не стоило. За беспорядками лучше наблюдать оттуда, откуда тебе видно всех, а тебя – никому. И оставлять Дени в одиночестве надолго было самой настоящей подлостью. Пока здравый смысл боролся с ленью, в трактир успел вломиться здешний рабочий. Вломиться, окинуть зал диким взглядом и целеустремленно кинуться к лестнице, будто начались война и конец времен одновременно. Нет, такой спектакль пропускать было нельзя. Кай уселся обратно на скамью, с которой уже успел приподняться, решительно отодвинул пустую кружку и принялся наблюдать за развитием событий. И события не заставили себя ждать: в следующую минуту через зал пронеслась, уподобившись боевому слону, хозяйка – Кай не хотел бы в этот момент стоять на её пути.

Однако на этом всё и закончилось. Чтобы узнать, что же всё-таки случилось, пришлось выйти за двери трактира. А за дверями стояла совершеннейшая неразбериха, в которой притулившемуся у крыльца Каю явно не грозило быть замеченным. Вся наличная челядь толклась в небольшом пространстве между стенами и забором, голося на разный манер, двое или трое орков сгружали с полуразобранной крестьянской телеги что-то похожее на тряпичный ворох, хари’исец, видимо, являющийся хозяином той самой телеги, пытался что-то объяснить, что ему не особенно удавалось, так как он постоянно сбивался с общего наречия на родной язык. Над всем этим хаосом возвышалась, подобно всё тому же боевому слону, госпожа Варта, которой, как ни удивительно, каким-то образом удавалось перекрикивать это чудовищное многоголосье. Крики и шум нервировали даже лошадей, и те вносили свою лепту беспокойным ржанием. Сохраняла спокойствие лишь кляча того самого хари’исца, которая только застенчиво косилась на тех, кто подходил к ней слишком близко. Вероятно, её только что выпрягли. А вот спокойно поесть и отдохнуть бедняге пока что явно не улыбалось.

Впрочем, хозяйка трактира быстро взяла себя в руки, и принялась строить окружающих. Всего за пару минут толпа магическим образом рассосалась: лошадь была препоручена заботам конюха, прочие слуги получили задания (а кто не успел, побыстрее испарился, пока ему не нашли дело), а зеваки испуганно забились обратно в общий зал. Во дворе остались лишь сама хозяйка, пара её помощников из числа добровольцев, иноземец, да остающийся до сих пор незамеченным Кай. А ворох тряпок при более внимательном рассмотрении оказался человеком. Вернее, человеческим телом, судя по неподвижности. Впрочем, трупы вряд ли станут таскать столь бережно. Тем более орки, с их-то непочтением к умершим. Подумать только, у этих дикарей даже не было могил! В книгах писали, что зеленокожие просто оставляют своих мертвецов в степи на съедение хищным птицам и зверям. Это у них считалось почетным, хотя Кай помнится, прочитав те строки, зарекся постараться умереть в цивилизованных землях. Мальчишке посмертные почести казались важным атрибутом героических подвигов, которые его, несомненно, ожидают в будущем. Теперь это выглядело даже смешным.

Кай в очередной раз окинул взглядом неказистый двор. И в этом свинарнике он вынужден жить! Более того, этот свинарник должен стать его крепостью. До того времени, пока не закончатся деньги, разумеется. Тогда как не вызывало особых сомнений то, что своих постояльцев орки будут защищать хотя бы из собственных принципов, неплатежеспособные клиенты, несомненно, вскорости вылетят за порог. И прямо в лапы королевской страже, которой никто не помешает расположиться лагерем у самых ворот. Однако, Кай рассчитывал увезти Дени отсюда при первой возможности. И лучше бы эта возможность представилась раньше, чем позже.

Беглый третий принц ещё немного понаблюдал за тем, как неизвестного беднягу втаскивают в дом через черный ход, поежился, осознав, что теплый плащ он оставил в комнате, а ветер уже крепчает, вздохнул и отправился обратно в общий зал. В общем зале стоял галдеж. Несмотря на то, что нынешних обитателей трактира было не так уж и много, оказалось, что полутора десятка человек (и не очень) вполне достаточно для создания шума, сравнимого с шумом базарной площади в самый торговый час. Кай собирался было мирно удалиться в комнату и не ввязываться в местные проблемы, но тут его слух уловил слова «пустошь», «солдаты» и «охота», и его любопытство (которое он, впрочем, для очистки совести обозвал подозрительностью и перестраховкой) заставило его таки обратиться с вопросами к единственному островку спокойствия – престарелому орку, что любовно полировал щеткой трактирную стойку, не обращая ни малейшего внимания на всеобщую суету.

- Э … милейший … - На самом деле уроженец столицы не имел ни малейшего понятия о том, как нужно уважительно обращаться к орку. Назвать это существо «господином» не поворачивался язык, а фамильярность, в свою очередь, вряд ли бы помогла добиться искомого. Впрочем, орк, кажется удовлетворился и таким вариантом. Он внимательно посмотрел в лицо человека своими глубоко посаженными темными глазами, и, несмотря на разницу в росте, Кай внезапно почувствовал себя очень и очень неуютно.

- Чего хотели, господин хороший? Ежели по условьям, то вам бы к хозяйке. Я токмо тут вот. – Орк пошевелил лысеющей головой, вероятно, указывая на прочих постояльцев. В хрипловатом голосе его не было ни толики подобострастия, и Кайинус с удивлением обнаружил, что такой тон разговора его вполне устраивает.

- Узнать хотел бы, чего во дворе-то беспокоились? Кажется, привезли кого.

- Своих привезли. Не надо бы вам о том, господин. Хорошего не выйдет.

- Отчего же. Может, помочь смогу. Или подсказать.

- Сами, господин, поможем. А вы отдохнуть ступайте. С самого рассвета бродите, а сестра ваша, небось, ждет-дожидается.

Несмотря на явную насмешку, которая ясно давала понять, что уж для этого-то орка точно не секрет, кто тут кому сестра, совет был разумным. Он обещал Дени, что будет оставлять её не больше чем на пару часов, а сам, действительно, засиделся. А о таинственном утреннем госте он узнает потом. Хотя бы у того же хари’исца, который крутился у телеги. Да и не может быть, чтобы такое яркое появление забыли раньше, чем через несколько дней. Насколько Кай знал эти края, жизнь здесь не казалась такой уж насыщенной событиями.

Отполированные многочисленными прикосновениями лестничные перила легли к руке настолько привычно, что принц даже чуть-чуть пофилософствовал мысленно на тему приспособленчества человеческой расы. Мол, жил в палатах, в каждой золотой безделушке видел изъян, а тут некрашеное дерево восхищает, вдруг, совершенством линий. Парадокс. Третья дверь по правую руку, так? Верно.

А его бедная птичка, вопреки ожиданиям, все же спала. Свернувшись на узкой деревянной лежанке смешным калачиком, она ничуть не напоминала недавнюю первую леди императорского двора. И казалась от этого ещё более очаровательной, чем когда он увидел её впервые – в богатом платье с пышными, по моде, рукавами и сложнейшей, перевитой жемчужными нитями, прической. Кай осторожно прокрался к окну, отметив, что ни одна половица так и не скрипнула под его сапогами, и уселся на грубый табурет, который, видимо, заменял здесь кресло. Если человек, которого привез иноземец, действительно знает путь через Серую Пустошь и, к тому же, имеет проблемы с тайной службой, как он слышал, то у них действительно есть шанс. Орочьи законы – хорошая штука, но степняки не позволят долго прятаться за их спиной. Может быть, возвращаться в столицу – не лучшая идея, но хотя бы начать двигаться в противоположную сторону от направления преследования было бы неплохо. В конце концов, после такой глуши вряд ли кому-то придет в голову, что беглецы ошиваются под самыми стенами Каллары. И при таком раскладе пустошь оставалась единственным доступным вариантом. Кай не исключал, что ему все же пришлось бы туда сунуться. Так что наличие потенциального проводника стало неожиданным, но очень приятным подарком. Впрочем, третий принц почти сразу же заставил себя спуститься на землю. Он не знал практически ничего о том человеке. Не знал даже, человек ли он, собственно. А слухи и сплетни никак не достойный источник информации. Зато плачевное состояние бедняги дает как минимум несколько дней на размышления и расчеты. Может, удастся и поговорить. Как бы, интересно, заслужить у хозяйки достаточное доверие?

Метель утихла совсем, даже ветер, кажется, успокоилось, и солнце принялось запускать свои нахальные лапы в незанавешенные окна. Кайинус прищурился и заслонился рукой, рассматривая немногие заметные с такого расстояния городские крыши. Ему, конечно, уже приходилось бывать в Сармати. Кого же не отправить совершать никому не нужный дипломатический визит вежливости в маленький провинциальный город, как не третьего сына? Так что совсем непривычной местность назвать было нельзя. Да и снега здесь было немногим больше, но ветер – ветер, который без труда сносил крытые досками крыши – порой даже пугал. Кай помнил, как его удивило то, что даже самые бедные дома в крепости крыты тяжелой глиняной черепицей или, в крайнем случае, местным её подобием. А солнце, тем временем, все больше расходилось. Вот уже принц услышал за спиной недовольное сонное ворчание и поспешил задернуть плотную занавесь, опасаясь разбудить своё сокровище. Стыдно было вспомнить, сколькими откровениями для недавнего придворного явилось путешествие с юной девушкой, которая не имела возможности взять служанок. Да и комнату им приходилось делить на двоих. А ведь раньше его общение с женщинами ограничивалось балами, приемами, и ночами, проведенными вместе. Так что его, отчасти, радовало, что простые платья, которые носила теперь Дени, имели простую шнуровку спереди. Ведь он, к стыду своему, умел лишь расплетать этот чудовищный ленточный узор. Кай передернул плечами. Пожалуй, оставаясь здесь, он только рискует разбудить девушку. Так что, если он пойдет вниз и выпьет ещё, это будет продиктовано исключительно благими намерениями. Да, точно! И никто не скажет, что он попросту сбежал. Гордо вскинув голову и положив руку на воображаемый меч, беглый принц прошествовал к двери почти строевым шагом , оглянулся напоследок и направился по коридору в сторону лестницы. Тяжелая дверь захлопнулась почти бесшумно за его спиной.

@темы: тексты, Рик

---

Рик

Глава 3

Кашпар ТаркО был очень несчастным человеком. Дело было в том, что он с детства ненавидел весь мир, а мир, в отместку, ненавидел его. А началось все с того, что в пятилетнем возрасте он, из исключительно научных соображений, кинул камень в мимопролетавшую ворону. Ворона, вероятно, не отличалась любовью к науке. Напротив, она обиделась настолько, что преследовала незадачливого исследователя еще целых три года, пока не была сбита из самодельного арбалета.

Так и вышло, что первыми объектами ненависти Кашпара стали эти скандальные городские птицы. К тому времени, как он добился поступления в королевскую гвардию, список значительно вырос, а к переходу в тайную службу и возведению в чин сержанта, он достиг пределов бесконечности. По крайней мере, так считали сослуживцы.

В данный момент сержант Тарко особенно яро ненавидел толстых и маленьких трактирщиков, достойный экземпляр которых сейчас бормотал нечто совершенно бесполезное и постоянно при этом приседал. Так как лысина мерзавца едва доставала гвардейцу до плеча, это мельтешение бликов перед глазами весьма раздражало.

Противнее же всего было то, что мельтешение было абсолютно бессмысленно. Толстяк то ли действительно не знал в окрестностях никаких молодых южан, то ли умело и бессовестно врал. Сам Кашпар склонялся ко второму варианту, но двух золотых было и так жаль, а применять силу без оснований было строжайше запрещено командованием. Разумеется, это было продиктовано опасением спугнуть цель, но старшему сержанту нравилось думать, что начальство просто изобретает новые способы доставить проблемы его драгоценной персоне, и периодически это самое начальство ненавидеть. Начальство не оставалось в долгу, хоть ему и не было особого дела до очередного сержанта, не умеющего дослужиться хотя бы до лейтенантского звания.

Наконец лысина осталась за дверями родного трактира, а Кашпар со своими (тщательно ненавидимыми) подчиненными зашагали вдоль грязной улочки. Прыщавый и длинный Ганс брезгливо сморщил лицо и ругнулся, наступив в кучу уже подмороженного конского навоза, в соседней подворотне гоготали какие-то оборванцы, а луна премерзко отсвечивала плесневелым боком. Несомненно, уже к утру сплетни об их появлении разойдутся по всему городу. Кашпар Тарко был хорошим солдатом и неплохим командиром, но отвратительным сыщиком и, тем более, ужасным шпионом. Увы, тайная служба редко занималась иными видами работы.

- Господин! Господин Военный!

Голос скрипел, будто несмазанная телега. Сержант поспешил остановиться, чтобы человеку не вздумалось окликнуть его еще разок для верности. Он всегда считал свой слух весьма привередливым. По обочине вслед маленькому отряду торопливо ковыляла грязная нищенка.

…

Утро выдалось холодным и тихим. Воздух, казалось, был наполнен тем самым серебристым звоном, который порой ощущается на грани восприятия в самом начале зимы. Город казался искусной копией – такие мастера игрушек часто помещают в свои стеклянные шары – и только немногочисленные вороны, которые зябко поводили крыльями на стылых крышах, нарушали картину.

Рик стоял на крыльце добротного двухэтажного дома и щурился, будто домашний кот, только что выползший из теплой кухни. Впрочем, в действительности он был не настолько спокоен, насколько, наверняка, казался. Где-то в глубине сознания суетливой крысой скреблось предчувствие некой пакости. Причем такой глобальной пакости, что предыдущие покажутся скромными житейскими неприятностями. В последнее время его судьба складывалась подозрительно удачно.

Рик поежился. Философствовать стоит с кружкой горячего чая или разогретого вина, сидя в теплой комнате, а не под ледяными порывами ветра на пустой улице. Тем более, что работы пока не предвиделось, а пережидать временное бездействие – негде. И нужно искать потенциальный ночлег, а не переживать о ещё не случившихся проблемах. Жаль, что у женщин принято проводить исключительно ночи. Бессонные ночи, что особенно обидно. Красотка Литта, тому полчаса благополучно выставившая своего кавалера, верно, спит уже в своей уютной постельке.

На забор, стоящий на противоположной стороне улицы, взобрался откормленный рыжий котяра и надменно покосился в сторону наблюдающего за ним человека. Рик хмыкнул, спрыгнул с крыльца и протянул руку, намереваясь почесать за ухом новоявленного собрата по несчастью. Кот его общительности не оценил: он ловко вывернулся из под пальцев и возмущенно воззрился на наглое двуногое, посмевшее коснуться его драгоценной персоны. Впрочем, благородное негодование длилось недолго. Зверюга настороженно повела ушами, оглянулась, почему то, на крайний у поворота особняк и шустро метнулась к родной двери. Рик на всякий случай отошел под прикрытие некоего выступа наподобие каминной трубы, разве что чересчур широкой. Когда из за поворота появились вчерашние ищейки, южанин пожалел, что не покинул улицу раньше, и медленно потянул из-за пояса верный кинжал. Ну что же, здравствуй, долгожданная пакость.
На этот раз гвардейцы были одеты в цивильные костюмы, и даже оружие, казалось, отсутствовало, но вероятнее всего было просто-напросто скрыто одеждой. Рик нервно огляделся: покинуть улицу незаметно не было никакой возможности. А солдаты тем временем озабоченно переглядывались и старательно избегали окон именно того дома, из которого он вышел не более четверти часа назад. Последние надежды на невинную случайность рухнули после того, как старший указал на второй этаж, сопроводив свой жест негромким, но резким приказом. Слов Рик не разобрал, но не гулящая же вдова так заинтересовала солдат в столь ранний час.

Ну нет. Бежать, бежать и бежать. И плевать на героизм и прочее книжное. Он не герой и даже ни разу не воин, чтобы бросаться с одним кинжалом на троих вооруженных солдат. Ведь вооруженных? Ага, вон тот стриженый не удержался и поправил невидимый раньше меч. Правой рукой поправил. Левша?

Рик осторожно качнул ногой стоящую неподалеку бочку: пустая или нет? Впрочем, это плохая идея. Гвардейцы пока увлечены своей охотой, возможно, есть шанс, что они не сразу заметят беглеца. В конце концов, в отличие от преследователей, он неплохо знал этот город. Если двинуться в сторону третьего соборного … через северные ворота … а, чёрт, они же ещё закрыты! Придется через торговые … денег, денег должно хватить … Берта не выгонит, а орки – они ребята надежные. Прорвемся.

Правое запястье неожиданно пронзило болью настолько резкой, что Рик еле удержался, чтобы не вскрикнуть. Перекладывая кинжал в левую руку и проверяя крепления заплечного мешка, он порадовался, что травма напомнила о себе сейчас, а не в ключевой момент.

Гвардейцы, немного по препиравшись с одним из слуг, вошли в дом, не забыв оставить на крыльце самого младшего. Рик еле удержал не особенно приличные слова о том, куда им следовало бы засунуть свою предусмотрительность. А ведь они пробудут там совсем недолго – для того, чтобы узнать, что гость хозяйки изволили только что удалиться, не требуется много времени. И когда солдаты в полном составе двинутся по улице, его укрытие недолго останется таковым. Он несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, улучил момент, когда наблюдатель будет пялиться в другую сторону, и рванулся в сторону шпилей городского собора, стараясь держаться обочины и издавать как можно меньше шума. Впрочем, когда за спиной раздались вопли, а между камнями мостовой застрял арбалетный болт, о предосторожностях можно было уже забыть.

Рик даже не решился петлять, чтобы не снижать скорость. Тем более, что выстрелов больше не было – вероятно, его не собирались убивать. Это обнадеживало. Пока ты жив, у тебя есть шанс. У него действительно было значительное преимущество: он прекрасно знал дорогу и мог пользоваться проходными дворами, выход из которых был незаметен непосвященному. Постепенно топот трех пар ног начал отдаляться, а вскоре затих совсем. Рик остановился перевести дух и оглядеться. Он значительно отклонился от намеченного курса – теперь следовало взять чуть правее. Южанин мельком осмотрел ушибленную по дороге голень, в очередной раз поправил ремни мешка и сделал шаг вперед.

…

Приходить в себя было очень неприятно. Мало того, что все тело болело так, будто его молотили цепами, так ещё и набился полный рот совершенно отвратительной пыли. Вытереть глаза тоже не было никакой возможности – руки были стянуты чуть не до локтей. Рик мысленно пообещал всех кар земных и небесных тому подлецу, который приложил его тогда чем – то тяжелым и, кажется, деревянным. Знать бы хоть, его уже продали королевским ищейкам, еще нет или он вообще понадобился кому – то третьему? Полутемный пустой чулан ничего не прояснял, а до узкого окошка было не дотянуться. Да и вряд ли он вообще сможет сейчас встать на ноги.

Часы тянулись медленно и мучительно, Рику казалось, что он находится в этом деревянном ящике уже как минимум несколько дней. Если бы не постепенно темнеющее небо, край которого виднелся за окном, он бы окончательно потерял счет времени. К нему до сих пор никто не заходил, что было не особенно приятно. Неизвестность оказалась не менее мучительна, чем боль и усталость. К тому же, ничего похожего на отхожее место в поле видимости не наблюдалось. В тяжелом, густом и душном воздухе мысли казались похожими на толстых полудохлых мух

Южанин не осознал, когда он лишился сознания. Просто вдруг за окном забрезжил рассвет, хотя, кажется, минуту назад алели искры заката, а на полу появились кусок хлеба и вода в глиняной миске. А Рик точно помнил, что никто не входил и не слышал даже приближающихся шагов. Пленник покосился на воду. С одной стороны, его радовало, что ему не принесли кружку или, того хуже, кувшин, но напоминание о беспомощности унижало.

Наплевав на остатки своей гордости, Рик неловко склонился над миской. Как будто свободные руки чем – то облегчили бы побег. Хотя да, облегчили бы. Но, в конце концов, чулан не пуст. Разумеется, всё колюще – режущее (если оно здесь водилось) убрали, да и не настолько Рик крут, чтобы суметь выломать эдакую здоровенную дверь сельхоз принадлежностями, но вон в том ящичке торчит неплотно пригнанный гвоздь и если дотянуться… Впрочем, для начала стоило позаботиться о затекших мышцах. Утолив жажду, южанин перевернулся на спину и, жмурясь от острой боли, попробовал выпрямить ноги. Жаль, вытянуться в полный рост было негде.

…

Чулан оказался частью какого–то сарая на окраине. Рик нипочем не смог бы отворить тяжеленные ворота, так что ему пришлось лезть по неустойчивой пирамиде из пустых ящиков и разбитой телеги. Пару раз благополучно сверзившись, он таки дотянулся до ветхой кровли и сумел выбить полусгнившую доску, которой была забита дыра.

По логике, бежать следовало бы ночью, но Рик уж очень боялся этой самой ночи не дождаться. Он и так, на его взгляд, достаточно провалялся. За это время можно было не то что найти экипаж, но даже снарядить целый корабль. Конечно, корабли по камням не ходят, а моря в округе испокон веков не было, но и нанять экипаж зимой было не так просто. Однако, если хотя бы двое из троих солдат (если он, конечно, у них) отсутствуют, его шансы на успешный побег значительно возрастут.

Крыша, на которую он выбрался, походя разорвав и без того не слишком целые штаны, была скользкой и холодной настолько, что долго держаться за черепицу было невозможно. Тем не менее, каким – то чудом беглецу удалось не только не свалиться, но и заметить двух балагурящих с мимошедшей крестьянкой охранников раньше, чем спрыгнуть, как собирался, неподалеку от них. Ну что ж, один вопрос можно выбросить из головы. Солдаты на этот раз были в форменных мундирах, и, пусть голосов Рик не знал, а разглядеть лица или хотя бы фигуру с такого ракурса не только проблематично, но и рискованно, не узнать их было трудно. Радовало, что охотники за ним были посланы явно далеко не из лучших. Если бы не та безвестная сволочь, вероятно, продавшая его, Рик был бы сейчас уже в «Маюзе», а значит, в безопасности. Знать бы только: он не угодил именно верховным властям или кто помельче пользуется служебным положением или толстым кошельком. Первое означало, что путь через пустошь закрыт, ибо горные туннели, прорубленные в незапамятные времена, охранялись королевскими гарнизонами, и охранялись неплохо. Пройти через них не так просто, даже если ты законопослушный и честный путник, а без гарантов и вовсе нечего соваться. Тамошние офицеры были убеждены, что приличные люди такими дорогами не ходят. И правильно убеждены, конечно. Только вот те самые приличные люди посылают в таких случаях разнообразных неприличных, и худо приходится уже им.

Однако, его или считают не такой уж и важной целью, или полагают, что он до того слаб, что с ним справятся и плохонькие солдаты. Со вторым Рик даже не стал бы спорить. Вся его сила была в знании местных дорог и умении ими ходить, а вот боец из него был не то чтобы прям никакой, но он не рискнул бы связываться даже с одним обученным воякой. А уж с тремя тем более. Однако он умел бегать. И, что важнее, умел убегать, коим умением в данный момент и пользовался. Руки, расцарапанные памятным гвоздем в попытках расковырять тугой узел на путах, болели и саднили, а запястье правой не чувствовалось вовсе, но он всё же сумел уцепиться за отошедшую доску, молясь, чтобы она не отвалилась совсем, и почти бесшумно спрыгнуть на груду каких то мешков, наполненных, судя по ощущениям, гнилой соломой.

Особо неприятно было осознавать, что он лишился всех своих пожитков, включая нож, куртку и, что уж совсем отвратительно, сапоги. В сарае, из которого он выбрался несколько минут назад, не нашлось даже завалящей тряпки, так что, отбежав по жгуче ледяной земле на безопасное, по его мнению, расстояние, Рик первым делом оторвал у своей новой рубашки (которая, впрочем, после заключения выглядела хуже старой) оба рукава и соорудил себе подобие обмоток, обвязав длинными лоскутами. И неизвестно, почему это не пришло ему на ум раньше, когда он ещё сидел под замком. Лазить по крыше всяко было бы легче. Как бы то ни было, теперь какое – никакое расстояние он пройдет.

Несколько повеселев, Рик попытался определить своё местоположение. Кажется, роща подобная этой росла только с южной стороны города, причем уже за городскими стенами. Сарай был добротным, а зажиточных хозяев в этих местах можно было пересчитать по пальцам одной руки. И все из них предпочитали селиться ближе к тракту. Значит, солдаты действительно планировали в скором времени отправляться. И отправляться, по всем признакам, своим ходом. Никакие торговые подводы к зиме не ходят, а нанимать большое количество людей означает потратить много наличных денег, которые вряд ли имелись у таких чинов. Да и к тому же - если эти люди сумели дойти сюда без посторонней помощи, они, несомненно, уверены, что и на обратном пути им ничего не грозит. Откуда же столичным знать, что на севере смена погоды – дело нескольких часов. И можно заснуть под чистым и звездным небом, а проснувшись обнаружить, что погребен метелью. Или нарваться на стаю оголодавших бродяг, которые как крысы бросаются на любую добычу. В южных городах частенько рассказывали сказки о людоедах, которые ходят в шкурах и забивают путников острыми камнями, но немногие верили, что это не такие уж и сказки. По крайней мере в том, что касается людоедства. Среди снега и камней любое мясо – мясо. Независимо от того, умеет ли оно говорить. Впрочем, по тракту эти твари не ходили. Зато по тракту ходили солдаты, но выбирая между первыми и вторыми, Рик предпочел бы попасть в руки правосудия. Там дольше живут. Поэтому двинулся беглец по окраине дороги, за линией оградительных валунов, очень надеясь, что его будут искать в глуши. Может, ищейки и сгинут там, не доставляя больше проблем. Конечно, Рик понимал, что сгинут одни – пришлют других, но думать об этом было приятно.

@темы: тексты, Рик

---

Рик

Глава 2

Прошло чуть больше недели с того дня, когда мальчишка покинул трактир, напоследок клятвенно пообещав в следующий раз явиться с деньгами. Впрочем, он обещал это уже второй год, так что веры его словам было немного.

Варта сидела в верхней зале с одним из своих проверенных поставщиков, когда в ворота «Голодного маюза» въехали трое на строевых гвардейских скакунах. Новоприбывшие спешились, старший из них, походивший лицом и фигурой на хищную рыбу, бросил в сторону ошалевшего Ханта несколько мелких монет и резким голосом велел приглядеть за лошадьми, после чего он и его спутники зашли в трактир. Рабочий хмуро поглядел на шлепнувшиеся в пыль медные кругляши, задумчиво почесал лысину, сплюнул, и отправился звать хозяйку. Шипастое чудовище с трактирной вывески чуть качнулось, продолжая задумчиво пялиться в сторону тракта.

Спускаясь по лестнице, трактирщица недоумевала, что же понадобилось во втором придорожном трактире офицеру королевской гвардии с двумя подчиненными. Такие знатные господа отродясь не заезжали в «маюз», да здесь им и никогда не были рады. Если лошади в порядке, а кошели не пусты, значит эти люди явились сюда неспроста.
Обстановка в общем зале наблюдалась напряженная. В углу в качестве музыкального сопровождения негромко скулил безбожно пьяный, но вполне безобидный бродячий менестрель. Высокий подтянутый сержант что – то пытался выяснить у невозмутимого Тарма, разглядывая того с плохо скрываемым отвращением, а его солдаты явно нервничали и очень старались не оглядываться. Правильно, в общем-то старались - многозначительное молчание и хищные ухмылки прочих орков вряд ли добавили бы им спокойствия. Трактир, как и немногие прочие дома, построенные орками, считался находящимся на территории их земель, так что они могли не опасаться королевского правосудия. Пусть их и считали низшей кастой и чуть ли не варварами, орочьи племена обладали достаточной силой, чтобы устроить грандиозные проблемы в одном отдельно взятом королевстве. Этого было недостаточно, чтобы признать их равными, но достаточно, чтобы с мнением их вождей приходилось считаться. К тому же, уничтожить этих существ не представлялось никакой возможности. Несмотря на свой невысокий рост, степные орки были сильными воинами, а на своей земле, под защитой своих шаманов и своих духов, они становились практически непобедимы. Если гвардейцы рискнут вести себя с зеленокожими постояльцами столь же презрительно, сколь привыкли в своих городах, они рискуют найти в этом трактире свой последний приют. И если они этого ещё не понимают, то очень скоро поймут. Варта перетянула потуже пояс, хотя в этом не было никакой необходимости, оправила свои многочисленные юбки, и решительно двинулась к стойке. Худшие подозрения оправдались: гвардеец спрашивал о Рике.

…
В это же время сам Рик, ничего не подозревающий о нездоровом интересе королевской гвардии к собственной персоне, завистливо разглядывал прилавки оружейного магазина. Практически невесомые эльфийские клинки, тяжелые двуручники гномьей работы, зачарованные метательные ножи в испещренных руническими письменами чехлах, простые и самонаводящиеся стрелы, а также множество других смертельных игрушек, в числе которых были и странные предметы, предназначения которых неискушенный в воинских искусствах сын ремесленника и торговца не мог даже предположить. Всё это богатство искрило на солнце отточенными гранями, сверкало камнями и золотом отделки, манило подойти ближе, но стоило столько, сколько у Рика отродясь не водилось даже в самые хлебные времена. Улучив момент, когда торговец отвлекся, отвечая на вопрос очередного покупателя, парень благоговейно коснулся богато изукрашенной серебром рукояти одного из мечей. Наверняка, этот клинок очень хорош в открытом бою и на параде, но он бы не рискнул брать в засаду оружие, которое сверкает не хуже сигнальных зеркал. Впрочем, благородные господа и не должны нападать из кустов. Им, героям, не положено.

Сердитый окрик дюжего охранника заставил вздрогнуть от неожиданности и мгновенно отдёрнуть руку. Рик бросил на прилавок последний алчущий взгляд и гордо направился к выходу. У него, разумеется, был довольно приличный прямой кинжал – без оружия по местным дорогам ходили только нищие и блаженные, но как же хотелось изредка почувствовать себя герцогом или принцем. Правда, предложи ему кто взять в дар один из выставленных на обозрение прохожих клинков, он бы отказался. Хранить подобную драгоценность было негде, продавать некому, а носить на поясе оружие, которым не умеешь владеть – стыдно. К тому же, блеск драгоценных металлов и камней на фоне старых сапог и залатанной куртки смотрелся бы особенно нелепо. Лучше выглядеть нищим, чем глупцом. В этом Рик всегда был согласен с ныне покойным родителем. Да и повод для благородных страданий искать совершенно не тянуло – парень был сыт, в карманах в кои – то веки звенело золото, а вечером его ждала одна уже не особо молодая, но всё ещё достаточно привлекательная вдовушка. Счастья не омрачали даже холодный пронизывающий ветер и боль в рассаженном об острый камень больше недели назад запястье. Лекарь говорил, что правую руку придётся беречь ещё с месяц.

Нет, Рик определённо был доволен результатами своей последней эскапады. Барон расплатился за доставку пакета более чем щедро, несколько горожан, родичам которых он заодно занёс парочку писем, тоже не поскупились, а путь через Серую пустошь стал чуточку проще. Ещё две или три удачных прогулки, и старым трактом можно будет и вовсе ходить без опаски заблудиться в каменной пустыне. Рука в очередной раз потянулась поправить ремни новенького заплечного мешка – касаться мягкой кожи было приятно.

Со стороны городского собора послышался многоголосый звонкий смех, и на торговую площадь выкатилась компания юных эльфиков, по самые уши закутанных в дорогие меха. Рик торопливо отступил в тень. Эльфы, тем более в столь нежном возрасте, редко оказывались действительно злыми, но надменности и раздражающе навязчивого любопытства им было не занимать.

Маленький Рикке лет до десяти мечтал побывать в настоящем эльфийском городе, об этих городах и их обитателях рассказывали такие волшебные сказки! Увы, ни людей, ни кого бы то ни было ещё, эльфы на свою территорию никогда не пускали. Даже для встреч с владыками союзных государств у них имелось несколько приграничных дворцов, дальше которых путь был заказан любому, в чьих жилах текло меньше половины эльфийской крови.

Возможно, в самих заповедных лесах и водились какие – нибудь честные труженики, но вне их, а тем более на севере, встретить скромно одетого эльфа было огромной редкостью. Эти ушастые создания слишком любили роскошь, а их маги, стрелки, целители и разного рода художники слишком ценились в чужих городах. Случались на дорогах и певцы, и свободные музыканты эльфийской породы, но даже они предпочитали теплые южные зимы суровым северным ветрам и столичную суету тиши узких провинциальных улочек.

Юнцы, которые сейчас громко спорили о достоинствах какого – то жеребца не были похожи на бродяг, а значит, обретались при эльфийском посольстве. Хотя, они могли и жить со своими взрослыми родственниками. Подумать только, у остроухих даже двоюродный племянник бабушкиного любовника считался родней! По крайней мере, так говорили.

Порыв ветра зло швырнул в лицо Рику облако ледяной крошки, зима всё чаще напоминала о своем скором приходе. Зиму южанин по крови не то чтобы ненавидел, но предпочитал отсидеться во время холодов у теплого камина. Вот и сейчас память предков настойчиво звала в ближайший трактир. Когда к этому зову присоединилось жалобное урчание желудка, Рик не выдержал, и перебежками направился в сторону мещанских кварталов – голод голодом, но в центре города за кружку пива брали столько, сколько ему иногда не удавалось заработать за день.

Достаточно пристойное и недорогое заведение нашлось быстро, под вывеской с выгибающей спину трехцветной кошкой находилась дверка в весьма уютный подвальчик. Рик устроился в уголке и принялся украдкой рассматривать других посетителей. Он не настолько походил на денежного клиента, чтобы трактирщики мгновенно срывались с места, так что времени хватало.

- А я говорю, что это было дурное пари! – здоровенный усатый молодчик дворянского вида грохнул оловянной кружкой об стол так, что тот подскочил. – Из неисправного пистолета промахнется и лучший стрелок!
Его товарищи расхохотались, кто – то из них заметил, что дурной стрелок промахнется из любого пистолета. Усатый, казалось, готов был уподобиться огнедышащему дракону. Кажется, назревала дуэль. Впрочем, если осмеянный фехтовал так же, как и стрелял, дело могло кончиться гораздо более мирно. Рик фыркнул. Дуэли он не любил. Его плебейская душа больше тяготела к простым и честным дракам, а дворяне пусть машут своими железками. В конце концов, они сокращают собственное же племя, ну и пусть их. Придя к такому мнению, южанин гордо отвернулся, тем более что к его столику уже спешил трактирщик. Смешной приземистый толстячок принял заказ, прибрал монеты куда – то в недра огромного фартучного кармана и исчез, напоследок сверкнув лысым затылком. Эх, сколько таких лысин Рик в свое время выцелил из самодельной рогатки, и сколько синяков набил, удирая от их недовольных хозяев. Какой – то носатый старик даже приходил потом в отцовскую лавку. Жаловался. Потом отец часа два разъяснял непутевому сыну принципы сострадания и милосердия, а мать до следующего вечера смотрела с молчаливым укором. После смерти отца она всегда смотрела именно так.

Разумеется, он знал, как должен был тогда поступить. Но его приводила в ужас мысль о том, что придется запереть себя в четырех стенах, роясь в бумажках и встречая покупателей. А отказ от традиционных ночных бдений на свежей могиле окончательно уверил мать в том, что он потерян для семьи. После того Рик несколько раз ходил на кладбище, но так и не сумел увязать тот холмик промерзшей земли под погребальным шестом с тем человеком, которого он помнил. Необычно сдержанный для уроженцев южных провинций, отец очень редко смеялся, а злился и того реже. В памяти остались и его вечно задумчивый взгляд, и негромкий голос, и даже вкус орехов, которыми вечно были полны его карманы. Ни в самой земле, ни под ней не было ничего, что могло хотя бы напомнить живого. Тогда мальчишка больше был удивлен этим фактом, чем расстроен потерей. Разумеется, ему и в голову не пришло читать молитвы мертвой земле или, того хуже, говорить с ней.
Не мог он и скорбеть так, как это делала его семья, предпочитая пропадать на улице или проводить время с малышкой Люситой…

- Сударь, вы уснули? – трактирщик укоризненно покачал головой и направился к другим клиентам, оставив Рика озадаченно моргать, соображая, где находится здесь и сейчас. Надо же, отвлекся.

Дверь снова распахнулась с противным скрипом, впустив на этот раз не очередных работяг, провинциальных дворянчиков, нищих или прочих привычных и безопасных посетителей, а троих хмурых субъектов в гвардейской форме.

По залу пробежал шепоток. Бедняга трактирщик затравленно пискнул и сделал попытку забиться под стойку. При его внушительных габаритах это могло закончиться весьма печально, но неизвестный плотник поставил стойку на совесть, так что она устояла. Единственными, на кого столь яркое появление не произвело ни малейшего впечатления, были те скандалисты в центре, которые по-прежнему были настолько поглощены собственной зарождающейся дракой, что даже не заметили новоприбывших.

Впрочем, самих новоприбывших это ничуть не расстроило. Тот, который казался среди них главным, огляделся и, брезгливо сморщив свой длинный нос, целеустремленно направился к трактирной стойке, из-за которой по-прежнему сверкала вспотевшая от напряжения лысина. Рик потихоньку начал сползать под стол. Пожалуй, вдоль вон той стеночки можно вполне себе незаметно добраться до выхода. Как и прочие местные жители, он, конечно, не особенно разбирался в рангах и подразделениях гвардии его величия – далековато как-то было до столицы. Но всем без исключения было известно, что знаком тайной службы являлось полное отсутствие всяких знаков. Знаки, отличающие чины, у этих королевских псов отсутствовали тоже, но усы старшего гвардейца выглядели вполне сержантскими. Конечно, солдаты могли растерять свои шевроны и нашивки в дороге, сержанта могли разжаловать в рядовые за какие-нибудь грехи, Рик, в конце концов, мог ошибиться сам, но сейчас как-то не тянуло верить в счастливые совпадения и полагаться на волю Создателя.

Так, еще шагов десять. Только бы не пришла им в голову блажь обернуться! Блажь, разумеется, пришла. «Сержант» окинул зал орлиным взором поверх втянутых в плечи голов и зачем-то втянул воздух хищно вырезанными ноздрями, став от того еще более похожим на инквизитора.

Стоя за удачно повернувшимся верзилой, который мог бы укрыть собой еще пару бродяг, Рик удивился собственному сравнению. Хотя, этому ищейке действительно пошел бы черный балахон. А петля на шее пошла бы ему вдвое лучше.

За дверями только начиналась ночь. В освещенных окнах окрестных таверн плясали смутные силуэты, отбрасывая причудливые тени на дорожную пыль. Жизнь снова была почти прекрасна. Литта, верно, все еще ждет обещанной ночи, а разочаровывать женщин – дурной тон. А завтра стоит все же узнать, чем интересовались те гвардейцы: такое событие не может избежать пересудов.

@темы: тексты, Рик

---

Рик

Глава 1

Надрывный кашель разорвал измученные легкие, серый холодный пепел вперемешку с колючим сухим снегом заметал глаза, сбивая с и так еле заметной тропинки.

Тропинка эта осталась от некогда ухоженного тракта, который был построен здесь когда – то для удобства торговых караванов, но оказался заброшен, потеряв свою ценность. Серая Пустошь – голое каменное плато, щедро усыпанное пеплом спящих уже вулканов. Единственным достоинством этой местности было то, что здесь невозможно было встретить ни опасных хищников, ни охотников за чужими кошельками. Здесь вообще чудом было бы встретить хоть кого-нибудь. Тем более осенью, когда северные ветра снижали видимость в долине практически до нулевой, и короткий путь от окраин Сарас к стенам пограничного города – крепости Сармати оказывался перекрыт. Объезд занимал лишнюю неделю, что значительно снижало ценность срочных донесений. Конечно, всегда находились авантюристы, которые были не прочь рискнуть ради звона монет, но редкие из них были способны добраться до цели, ещё меньше возвращалось.

Рик забился в тесный промежуток между двумя вертикально поставленными валунами, которые, видимо, служили когда – то ориентирами. Безуспешно пытаясь согреть окоченевшие пальцы собственным дыханием, он в очередной раз задумался, сколько же подвигов в истории совершалось ради такой банальности, как деньги. Он шел через осеннюю Пустошь в четвертый раз. Сейчас задание было уже выполнено, так что оставалось только вернуться к барону, передать ему ответ военного коменданта и получить честно заработанную плату. Хорошенькое слово – «только».
А впрочем, по сравнению с привычными проблемами, оставшиеся трудности перестают казаться чем – то непреодолимым. Королевские патрули, охраняющие выходы из горных тоннелей по эту сторону хребта, скрылись из виду около трех дней назад. Ещё через два над горизонтом должны показаться острые шпили баронского замка и тогда следует быть осторожней - под стенами города, чуть в стороне от охраняемого тракта, обретались семьи выселенных из города преступников.

Возможно, это было весьма разумной идеей – создать некий буфер на случай внезапной атаки, но эти люди практически никогда не упускали возможности поддержать свое полуголодное существование за счет не особенно осторожных путников. Конечно, у того оборванца, в которого Пустошь превратила Рика, по определению не могло быть ничего ценного, но в окраинах Сармати не существовало такого понятия, как «излишняя подозрительность».
Рик осторожно выглянул из своего укрытия и прищурился в равномерно – серую муть. Кажется, ветер начал немного успокаиваться. Переждать ещё пару часов и можно продолжать дорогу. Главное, не заснуть раньше времени.
***
Во втором придорожном трактире под названием «Голодный маюз» как всегда было людно и шумно. Хотя «людно» - не слишком правильное слово. Нелюдей в «маюзе» тоже хватало. Слишком далекий от города, чтобы числиться городским, этот трактир издавна считался пристанищем тех, кто не имел лишних денег, или тех, кого не пускали в более приличные заведения по расовым признакам. Вся человеческая или эльфийская знать ( или просто путники побогаче ) останавливались в «Алом драконе», не желая тащиться по пыльной дороге лишние несколько часов. Да и обслуживание там было лучше, зато цены ломили, как в самой столице.

Публика в общем зале в этот раз подобралась разношерстная: несколько неудачливых наемников, компания каких – то бродяг из породы авантюристов, два крестьянина с женами и детьми, подводы которых сейчас стояли во дворе, группа молчаливых орков и очень несчастный вампир, неизвестно зачем выползший из комнаты до заката. Берта, или Варта, как звали её здесь на орочий манер, – хозяйка трактира - зорко оглядывала помещёние, привычными движениями протирая ветошью чистые тарелки. В общем то, кроме наемников и бродяг, никто не должен был бы создать проблем. Да и что орки здесь – хорошо: эти ребята, хоть и сплетничал народ об их вспыльчивости и агрессивности, на деле были не прочь и разнять драчунов и успокоить не в меру пылких спорщиков.
Сам трактир, кстати, был построен как раз таки орками, о чем говорило и его название. Мифический зверь из легенд, которые рассказывали вечерами старые шаманы. Уже сотню лет, как не приходил к оркам страшный «зверь Маюз», как звал его один местный оборванец. А люди его так вообще в глаза не видели и считали детской сказкой.
Варта, должно быть, и сама не была чистокровным человеком, да только никто об этом ничего точно не знал. Некрасивая на человеческий взгляд, она, тем не менее, могла бы считаться красавицей в каком – нибудь орочьем племени. Хотя это всегда служило сомнительным утешением.

Находились, правда, и среди людей такие, кто совершенно искренне называл её лучшей из женщин. Впрочем, у Рика каждая женщина была лучшей. Этот нахал время от времени шлялся через трактир и неизменно «забывал» оплатить постой. Зато всегда было с кем передать весточку знакомым, кого отправить в город с поручением и у кого вызнать свежие сплетни. Это несколько примиряло хозяйку с неизбежными убытками.
Вот и сейчас со стороны задней двери доносился подозрительно знакомый веселый голос. Опять флиртует со служанками, поганец. Варта раздраженно фыркнула, в последний раз оглядела не слишком просторный зал, и пошла отвоёвывать целомудрие своих девиц. При появлении грозной хозяйки упомянутые девицы мгновенно прыснули в разные стороны, старательно изображая ужасную занятость. Рик же вовсе, кажется, не заметил её прихода, так как был занят вытряхиванием пепла из своей шевелюры. Сегодня он выглядел даже более потрепанным, чем обычно: старая куртка обрела несколько новых прорех, рукав рубахи и вовсе оборван. Варта устало вздохнула.
- Опять без денег явился.
- Берта, родная, любимая, ты же не выгонишь со двора в ненастье усталого голодного человека.
- Выгоню и ещё как! Какая я тебе любимая – в бабушки гожусь!
Мальчишка старательно состроил умоляющее выражение лица.
- Брысь в верхнюю залу, Бетта тебе поесть принесет. Устроишь безобразие, ночевать будешь на конюшне. - Варта гордо развернулась, колыхнув немалым бюстом, и направилась обратно к трактирной стойке. Изредка Рик действительно вёл себя прилично, и можно было надеяться, что и в этот раз его пребывание в «Голодном маюзе» хотя бы не закончится масштабным побоищем в общем зале. Да уж, не стоило ему в прошлый раз задевать того охотника…
…
Во втором придорожном трактире «Голодный маюз» в общей сложности было два зала для посетителей. И если первый был общедоступен, то второй предоставлялся только особо денежным клиентам или же просто старым друзьям. И именно к нему сейчас поднималась хозяйка, привычно ворча на ленивого Ханта, который опять забыл починить лестничные перила. Трактир ещё не спал, но все потенциальные буяны выпили уже достаточно для того, чтобы их можно было оставить на попечение помощника – немолодого уже орка Тарма. Тарм служил здесь не один десяток лет и был одним из немногих, кому Варта могла без опаски доверить любимое дело в свое отсутствие.
Все опасения найти на месте уютной залы готовый бордель или, того хуже, игральный клуб, оказались беспочвенными. Рик спал. Спал прямо на полу, совершенно по-кошачьи вытянувшись вдоль стены с вделанным в неё небольшим камином. Темные волосы, казавшиеся рыжими в отсветах пламени, были все ещё щедро припорошены пеплом, от которого, как знала Варта, так просто теперь не избавишься. Правое запястье небрежно замотано какой-то пыльной тряпкой (надо думать, тем самым недостающим рукавом ), а небольшая походная сумка, брошенная неподалеку, безнадежно испачкана, кажется, пятнами крови. Укоризненно покачав головой, женщина грузно опустилась в огромное жесткое кресло.

Ретроспектива:

- Помогите! Моя жена рожает! – Худощавый южанин с совершенно безумным взглядом ворвался в двери трактира практически на рассвете. Толстая Санни мгновенно подняла визг. Санни вообще очень любила визжать – она визжала от ужаса, от восторга, от любопытства, от неожиданности, а порой и просто от скуки. Вот и в этот раз на её вопли лишь выполз из подсобки хмурый рабочий (кажется, его звали Харпер), и поинтересовался, что горит. Впрочем, вскоре он уже со всех ног бежал будить хозяйку. На удачу, вчера в «Голодном маюзе» остановился молодой лекарь, ехавший попытать счастья в Сарасах.
…
Так и вышло, что тогда целый день сначала уговаривали лекаря (тот отнекивался и утверждал, что он вообще-то начинающий хирург, а не акушер), потом успокаивали новоиспеченного отца и его пятилетнюю дочь, которая все порывалась разреветься, а вечером всем трактиром отмечали рождение мальчика. Южанин оказался эмигрантом из разрушенного войной Каепо и был простым ремесленником, хоть и довольно зажиточным. Тогда на северных дорогах было довольно много беженцев из южных провинций. Ребенка назвали Рикардо, в честь деда, как сказала его мать. Семья прожила в «маюзе» больше недели, так как женщина была слишком слаба, чтобы трястись на крытой телеге. Через пару лет отец семейства вновь появился в трактире, хвастаясь, что ему удалось открыть лавку, а ещё через четыре года уже возил с собой по торговым делам и маленького сына. Когда Рику было лет двенадцать, Варта узнала, что у него появилась маленькая сестра, после чего они неожиданно перестали ездить этим трактом, и трактирщица увидела мальчика уже пятнадцатилетним. Он заявился один и, старательно хмурясь, сообщил, что отец умер от сердечной болезни, и что лавкой теперь руководят мать и сестры. А он теперь, оказывается, наемник, и у него даже уже есть поручение.

Впрочем, с тем поручением, наниматель его, кажется, обманул, но это не охладило пыл юного энтузиаста. Сейчас мальчик, конечно, научился искать нанимателей и даже был вхож в баронский замок. Кстати, пора уже отвыкать звать его мальчиком. Рик выполнял, в основном, курьерскую работу – ту, за которую не решались браться штатные баронские гонцы, искренне считал себя северянином и практически не появлялся в родном доме. Если его спрашивали о родителях, он, как правило, врал что – нибудь героически пафосное и, что удивительно, почти никогда не повторялся. Худощавый и невысокий, он выглядел младше своих девятнадцати лет, чем часто пользовался. Непривычная северному глазу южная внешность вкупе с удивительной наглостью и хорошо подвешенным языком привлекали многих девушек, этим он пользовался тоже и с огромным удовольствием.
Варта печально вздохнула. Давно уже вышла замуж и умерла родами толстая Санни, уехал в столицу на заработки ворчливый Харпер, да и прочие старые слуги разбежались кто куда, кроме старика Тарма. Скоро и ей останется лишь сидеть сиднем, вспоминая ушедшую молодость, да ворчать на беспутную молодежь. Нет, до такой старости лучше и вовсе не доживать.

Кресло неприятно скрипнуло, покачнувшись, и, похоже, разбудило спящего мальчишку. Рик смешно встряхнулся и глянул в сторону резкого звука слегка расфокусированным взглядом. Поднимался парень неловко и неуклюже. И какая радость валяться на жестких полах? У стола Рик, по прежнему молча, налил чего – то из кувшина в чуть помятую жестяную кружку и выпил залпом. После чего с сомнением покосился на хозяйку дома, и налил ещё. В кувшине жизнерадостно булькнуло. Варта решила, что девчонки таки принесли ему вина. К слову, своим вином (впрочем, как и пивом), хозяйка гордилась, и не без оснований. Орки никогда не славились своей торговлей, но хмельные напитки для себя и немногих своих друзей умудрялись добывать мыслимыми и немыслимыми путями. Варта фыркнула и решительно прибрала кувшин, оказавшийся уже полупустым. Парень выглядел непривычно тихим и серьезным, таким она видела его только раз – тогда в трактире зарезали какого – то торговца, и по зданию пару дней сновала городская стража.
- Устал. – Мальчишка как всегда правильно истолковал её взгляд и зябко передернул плечами. Нет, это явно была не просто усталость. Люди говорили, Серая пустошь вытягивает душу из тех, кто долго находится в ее власти. Сказки верно. Нет, точно, - сказки.

Рик уселся на жестком ковре у соседнего кресла живой иллюстрацией какой – нибудь старой повести о «благородных и бедных». Драная куртка, спутанные волосы, чертова кружка в исцарапанных пальцах – ему, конечно, безумно нравилось играть в бродячего кота, но сегодня он не играл. Когда он ходил через пустошь первый раз, он вернулся в город с какой – то попутной телегой и не появлялся в «Голодном маюзе». Теперь Варта не исключала, что тогда он выглядел не менее жалко, тем более что вездесущий пепел добавил его одежде блеклости, а волосам седины.
- К матери опять не зайдешь?
- Нет. – Спокойно и равнодушно. Как всегда. И все же на душе было неспокойно.
- И где собрался отсыпаться?
- Берта, милая, ты действительно хочешь это знать? – Ехидная ухмылка ему почти удалась. Почти.
- Значит к бабе намылился. И где ты их только берешь таких.
- Сами берутся.
Продолжать бессмысленный разговор не хотелось ужасно, но смотреть на него такого молча было ещё трудней.
- Снимай куртку, хоть дыры зашью.
- Сам. – Мальчишка упрямо дернул головой.
- Сам он. Видела я, как ты шьёшь. Снимай, говорю! – Ворчать и сердиться было гораздо привычней, чем молча жалеть, и Варта несколько успокоилась. Тем более что руки стоило чем – то занять.
…
В комнате было тепло. Даже, пожалуй, жарко, но Рик отчаянно мерз и горько сожалел о временно утраченной куртке. Впрочем, шил он действительно из рук вон плохо. Хотелось горячего травяного отвара, который изредка готовила мать, но показываться в отцовской лавке сейчас всё же не стоило. Если он явится грязным, ободранным, да ещё и с пустыми карманами, это будет особенно мерзко. Сначала нужно получить честно (ну, или почти честно) заработанные деньги, потом купить приличную рубашку, да и сумке давно уже пора сгинуть в мусорной куче… Рик скосил взгляд в сторону своих небогатых пожитков. Выглядеть оборванцем не хотелось. Не выглядеть не получалось. Впрочем, из этого тоже можно было извлечь определенную пользу. Парень задумчиво сделал глоток. Наверняка, вино было неплохим, но вкуса он снова не ощутил. Сполохи каминного огня метались по стенам, уютный треск заглушал неодобрительное сопение Берты, а жесткий ворс ковра слегка примялся и, кажется, даже перестал колоться. Жизнь была почти прекрасна. Если бы не холод…

@темы: тексты, Рик

---

Что там? Лица, дороги, маски.
Правда может. А может - ложь.
Ты идешь?
К своей собственной, личной, сказке?

@темы: Алисье, стихотворческое

---

нытьё

Да, сейчас я могу назвать счастливым своё детство. Потому, вероятно, что не помню подробностей. А тогда по малолетству я не понимал, как можно жить по–другому. На самом деле, в моей истории нет ничего необычного. Мы жили в двухкомнатной квартире: я, мама, отец, бабушка по отцовской линии и сестра – дочь отца от другой женщины, девочка старше меня на пару лет. В то время, помнится, у родителей был нехилый материальный кризис, и я отчетливо помню, что дома мы ели тушеную капусту, а по праздникам гречневую кашу. И, не зная другой жизни, я был этим доволен. Правда, игрушки были почти все доставшиеся в наследство от двоюродного брата или вовсе старые материнские. И это меня, пятилетнего, весьма удручало. Так что понравившиеся игрушки я «находил», а точнее попросту воровал у других детей. Интересно, что меня никогда не трогала совесть. Впрочем, пострадавшие дети тоже были ничуть не удручены потерей. Небедные дети были. Однако таким образом у меня появились всего две – три вещи. Но я очень гордился ими. Тогда у меня, чуть ли не единственный раз в жизни, были друзья, с которыми мы играли в охотников на демонов.
А потом отец начал пить. Порой, из детского сада меня забирали только в десять вечера, потому что папа в очередной раз оказался «занят». Но это было не страшно. Страшно было, когда отец начинал буянить. У матери не всегда получалось его утихомирить, а бабушка неизменно вставала на его сторону. А мы с сестрой прятались под столом и дрожали от страха в обнимку. Отец мой был человек немаленький и вполне мог вынести дверь случайно взмахом руки. А уж ребенка, не достающего ему до пояса, он бы и вовсе не заметил, пока не задел бы. Трезвый он, впрочем, был не так уж плох. Однако его ремня мы действительно боялись. Мне по малолетству и тихости характера попадало редко, а вот сестре доставалось порой серьезно. Зато отец катал нас на своих плечах и играл вечерами на гитаре. У меня вот до сих пор стоит гитара, на которой я надеюсь научиться играть. А в мои лет шесть у матери вышла серьезная ссора с бабушкой, которая её очень старательно не любила. С дракой. Вызывали милицию. Я помню ночь, проведенную в отделении. Отца не было. Отец был пьян. После этого нас с матерью вскорости выставили из квартиры, а моя старшая сестра предпочла остаться. Логично, на самом деле. Мы переехали к моим бабушке и дедушке по материнской линии. Отец, помню, приходил всего один раз – всучил мне мелкую плюшевую игрушку и отодвинул. Желтый мягкий Альф до сих пор висит на ковре. А через полгода меня стали наряжать в нарядный костюмчик, и я спросил, по какому поводу праздник. Оказалось, девять дней назад мой отец вскрыл себе вены. Сказали, на ноге. У него было варикозное расширение вен. Но я плохо представляю, как это должно выглядеть. В отличие от собственной сестры, которой довелось найти его, мертвого, на кровати. Она потом рассказала мне.
На новом месте у меня внезапно не оказалось друзей – во дворе была уже сформировавшаяся компания, которая мгновенно прониклась презрением к забитому новичку. Пережив несколько серьезных и не очень драк и пару унижений, я перестал рваться к общению, и удовлетворился собственным обществом. Благо, одиночество не представляло для меня особых проблем. Потом – школа, репутация ботаника, попытки наладить дружбу. Я довольно быстро понял, что, когда у тебя друг один, а у него целая толпа, не стоит ждать внимания. У тебя спишут задание, пожалуются на жизнь и пойдут развлекаться с другими. Так что я понемногу перестал таскаться безмолвной тенью за «друзьями» и ушел в книги. Я вообще научился читать довольно рано, и до сих пор не смыслю жизни без книг. Правда, благодаря этому я приобрел прогрессирующую близорукость (сейчас минус 4,5) и сколиоз. Не страшно, но обидно. Ради острых ощущений и недоступных тогда лакомств я снова начал воровать. На этот раз в магазинах. Зная, что у родителей нет денег на дорогие безделушки и сладости, я добывал их сам. И опять-таки не видел в этом ничего страшного – магазин не понесет большого убытка от пары игрушек и пряников. Когда я был классе во втором, моя мать познакомилась с одним человеком, а года три назад вышла за него замуж. Он хороший человек, но, когда пьян (а это стабильно раза два в месяц), он начинает пытать меня на тему, кого я больше люблю и считаю ли я его собственным настоящим отцом. При этом случаются перепады настроения от ярости до слезливой плаксивости. И я действительно боюсь его, пьяного, разозлить. Потому что разница в весовых категориях не позволит мне хоть как-то ему противостоять. Но и соглашаться со всем приходится, переступая через собственную гордость. Когда отчим однажды решил уйти, я помню, что успокаивал плачущую маму, а сам думал, что с деньгами теперь будет трудно. Я не умею страдать по людям. Никогда не умел. Впрочем, отчим тогда вернулся. Красиво, с извинениями и букетом белых роз для матери.
Сейчас мне семнадцать. В классе у меня до сих пор репутация ботаника, а единственный человек, с которым я общаюсь, сидит со мной за одной партой. И разговаривает со мной только потому, что больше в школе никто не собирается её слушать. Она ужасно болтлива. Но я уже привык к звуку её голоса. Тем более, что иначе мне не у кого будет даже спросить расписание. Учителя считают меня странным и говорят, что раньше я был лучше. Ну разумеется, ведь раньше я пытался заслужить внимание. Теперь не пытаюсь. Зачем? Мне не нравится школа. И отнюдь не потому, что там надо учиться. Там люди. Там много людей, которым на меня плевать. И у меня никак не выходит не замечать их присутствия. Пару лет назад у меня были суицидальные намерения, но я, кажется, это перерос. Забавно, но меня в классе никогда не травили. Просто презрительно не замечали. К тому же, приученный к дворовому противостоянию, в драках я всегда бил всерьез. С расчетом, что оппоненту будет больно. Так что меня быстро научились избегать. Я не думаю, что человек, предоставленный самому себе, может остаться нормален. Мать пугали мои мрачные настроения. Больше я о них с ней не говорю. Тем более, что я помню свою единственную истерику. Совсем недавно. Я прятался за диваном, безуспешно сдерживая слезы и обиду, а вся семья смотрела телевизор. И никто не подошел. Ничего, пережил, но какого, извините, хрена от меня ждут доверия? Как я могу делиться своими увлечениями с матерью, которая уверена, что все кроме учебы – это ерунда и глупости? Или, может, мне пойти поделиться проблемами с бабушкой, которая тут же расскажет о них всем знакомым? Разумеется, мне грех жаловаться, ибо бывает, разумеется, и хуже. Но каждому собственные проблемы кажутся самыми страшными.
А у двоюродного брата спился отец. Мой дядя то бишь. И я знаю, что у брата на спине шрамы, так как пьяный отец отшвырнул его на стеклянную межкомнатную дверь. Дверь в крошки, спина в лохмотья. И брата жаль. И тетю, которой пришлось тянуть на свою заводскую зарплату всю семью.
А скоро мне идти на выпускной. На тот самый выпускной, который мне не нужен, и на котором никому не нужен я. Предположительно, я должен буду прощаться с учительницей, которая однажды заставила меня пережить серьезное унижение, и с одноклассниками, которых моя жизнь ничуть не интересует. А мать настаивает. Говорит, будет нечего вспомнить. Если к концу жизни мне действительно будет нечего вспомнить, кроме этого «праздника», это будет очень печальный конец.
А впрочем, я условно доволен жизнью. Зато люди, с которыми я общаюсь через интернет, называют меня интересным собеседником. Я отвечал, что «если бы я был неинтересным, мне бы с собой было скучно». А я бы поговорил с психологом. Но моя мать, уверенная, что «ничего страшного», никогда к нему не обратится. А я боюсь людей, стоящих за моей спиной. И прикосновений боюсь. А она на меня кричит, когда я вздрагиваю под её руками. Я не представляю, как я смогу общаться с девушкой, если я на автомате съеживаюсь, когда меня касаются чужие руки. И я просто неспособен обратиться к незнакомому человеку со своими проблемами. Да и к знакомому тоже не способен. Я слишком привык слушать и слишком отвык говорить. Я не знаю, зачем был написан этот текст. Наверное, затем, что он не написан никому конкретно. И, вероятно, не будет никем прочитан. А значит, я могу поныть в свое удовольствие. И немножко понадеяться, что хоть кому-то не плевать. И перечитывать потом чтобы. Это такой вид мазохизма. Впрочем, пора бы заткнуться.

@темы: размышлизмы, скулёж, флуд =="

---

Потяни за хвост енота © globus & za_y_ac

---

Мы когда-то играли в карты. Или в шахматы – до рассвета,
А к ногам безмятежно ластились снежно-белые чудеса.
Вы, конечно, меня не помните, Королева белого цвета.
И корона Ваша не так идет к моим огненным волосам.

Королева, Вам было холодно? Отчего не сказали ранее?
Меня греет одно присутствие возле трона цепного пса.
Я, наверное, была глупая. Это тоже воспоминание,
Как и прошлого злые призраки, как тех призраков голоса.

Время тикает, стрелки мечутся, двери настежь опять распахнуты,
А дорогами ходят глупые, возжелавшие сесть на трон.
Я когда-то была такою же, и мы с Вами играли в шахматы.
Королева, надеюсь, встретимся. Мне не нужно теперь корон.

@темы: Алисье, стихотворческое